Теперь и мне можно отправляться на риф. Беру с собой подводное ружье и спасательный круг, к которому привязана сетка для сбора образцов кораллов, рыб и других животных. Сегодня я решил обследовать каньончики и гроты рифа.

Тропическое солнце палит невыносимо. Это ощущается даже в воде. Если долго плавать на поверхности воды с обнаженной спиной, то можно здорово обгореть. Поэтому я почти всегда надеваю в море какую-нибудь легкую одежду. Моя некогда белая рубашка под действием красящего вещества губок порыжела и покрылась темными пятнами. Иногда мы надеваем полосатые тельняшки и, вероятно, в таком одеянии кажемся обитателям рифов какими-то странными, неведомыми существами.

Солнечные лучи глубоко проникают в толщу воды, весело играют на дне. Нависший край кораллового рифа отбрасывает на песок резкую тень. Глубина небольшая, всего метров пять, поэтому окраска рыб, кораллов и губок остается натуральной, сочной, многоцветной. Делаю несколько фотоснимков и ныряю навстречу солнечным бликам вдоль отвесной стены. Из-за этих бликов фотографии, сделанные на малой глубине, получились гораздо хуже, чем на глубинах в пятнадцать — сорок метров.
Выбираю довольно большой каньон с обрывистыми краями, поросшими кораллами и горгонариями. Кораллов много, своим хаотическим нагромождением они образуют причудливую, сверкающую солнечными бликами картину. В глаза бросаются огромные колонии змеевидного коралла Colpophyllia natans. Несмотря на свои гигантские размеры, они очень легкие. Полипы расположены таким образом, что образуют глубокие борозды, напоминающие извивающихся зелено-бурых змей. Здесь же приютился пластинчатый коралл (Agaricia agaricites). Иногда его листовидные пластинки располагаются близко одна к другой, образуя куст.
Необыкновенно хороши кораллы под названием «букет» (Eusmilia. fastigiata). От общего основания у них отходит много ответвлений, которые в свою очередь дают от двух до пяти-шести ответвлений. На кончике каждой из веточек находится по одному довольно крупному полипу. Таким образом, получается настоящий каменный букет, который в живом виде окрашен в желто-зеленые тона.
Изредка виднеются глазчатые кораллы (Montastrea cavernosa). Их массивные монолитные колонии достигают огромных размеров, иногда почти полутора метров высоты. Полипы у них мелкие и плотно прилегают один к другому.
Глубина каньона около семи метров. Дно усыпано белоснежным песком. Делаю глубокий вдох и ныряю. Иду вдоль каньона и наталкиваюсь на моллюска Xancus angulatus, который зарылся в песок. Эти моллюски здорово прячутся в песке, и не всегда удается их заметить. Это первая добыча за два дня. Надо извлечь из раковины самого моллюска, а раковину очистить от наростов. После такой обработки она будет похожа на изделие из слоновой кости. Опустив моллюска в сетку, плыву дальше.
Что это краснеет в небольшом углублении каньона? Внимательно присматриваюсь… Да это же кандиль (Myripristis jacobus)! Тело у этой рыбы удлиненное, сжатое с боков, покрытое довольно мощной чешуей и окрашенное в красный цвет. Жаберная крышка усеяна острыми шипами. Кандиль относится к семейству голоцентровых рыб, типичных обитателей коралловых рифов. Их называют еще рыбы-белки или рыбы-солдаты. Они расположились у входа в каньон таким образом, что одни рыбы смотрят влево, другие — вправо, будто они охраняют вход. Рыбы-белки — ночные животные. Например, кандиль обычно небольшими группами парит ночью над рифом, вылавливая личинок креветок и других планктонных организмов. Другие виды этого семейства питаются донными животными, а днем они прячутся в углублениях рифа.
Здесь же можно встретить и другого представителя этого семейства— матехуэло, или карахуэло (Holocentrus rufus). Эти небольшие розоватые рыбки обычно держатся днем поблизости от своих убежищ, широко распустив плавники. Они часами могут находиться в таком состоянии и только при появлении опасности медленно отступают в укрытие. Таким же образом они ведут себя и при появлении человека. Пятясь в свои укрытия, они все время держат человека в поле зрения. Для них характерно семейно-территориальное поселение: жилище одной особи находится на некотором расстоянии от убежища другой. Таким образом, получается что-то наподобие человеческого поселка.
Среди лапчатых ветвей кораллов стоят стайки различных видов рыб из семейства ворчуновых (Pomadasyidae). Это название они получили за то, что издают громкие звуки, напоминающие ворчание. Особенно много на рифе рыб под названием «ронко-конденадо» (Haemulon flavolineatum). Этот вид обычен на всех рифах Вест-Индии. Тело ронко-конденадо золотистого цвета с продольными полосами, идущими от головы к хвостовому плавнику. Так выглядит рыба днем, ночью ее окраска значительно бледнее.
Принято считать, что ворчуны проявляют наибольшую активность ночью, питаясь крабами, червями, креветками, мелкими моллюсками и другими животными. Однако я заметил, что и днем, пока одни особи ронко-конденадо находятся среди ветвей древовидных кораллов, другие все же передвигаются, выискивая пищу.
Передвинувшись на другой участок рифа, я увидел на песчаной прогалине стайку сальмонете амарилье (Mulloidichthys martinicus). Эти близкие родственники черноморской султанки также высоко ценятся за свои вкусовые качества. Блеснув желтовато-золотистыми боками, сальмонете растворились в синеве воды. Сальмонете чаще всего можно встретить рано утром или в сумерки над песчаными полями, где они выискивают спрятавшихся мелких беспозвоночных животных. На других рифах они более активны в ночное время, хотя нередко их можно встретить и днем. Когда наступает осень, сальмонете собираются в стаи, чтобы отправиться на нерест.
Под конец моего путешествия по коралловому рифу я повстречал рыбу, неподвижно сидевшую возле какого-то камня. Это была лагарто (Trachino-cephalus myops) из семейства ящероголовых рыб. Тело рыбы почти сливалось с дном. Такая маскировка помогает рыбе быть незаметной как для врагов, так и для мелких животных, которыми она питается. Иногда лагарто закапывается в песок, быстро работая хвостовым и грудными плавниками.
У ящероголовых рыб, довольно богато представленных в водах Кубы, вообще очень своеобразный способ охоты, напоминающий охоту рептилий. Большую часть времени лагарто проводит, сидя неподвижно на дне или зарывшись в песок. При этом тело рыбы располагается таким образом, что образуется угол между телом и дном — типичная поза выжидающего хищника. Лагарто постоянно начеку. Если какая-нибудь рыбешка подплывет на достаточно близкое расстояние, лагарто делает молниеносный прыжок к своей жертве. Неосторожная рыбешка уже не сможет вырваться из мертвой хватки челюстей лагарто, усеянных многочисленными тонкими и острыми зубами. При таком способе охоты затрата энергии на получение пищи сводится к минимуму. За этот способ охоты и за внешнее сходство головы рыбы с головой рептилии ящероголовые рыбы и получили свое название.
Вдоволь налюбовавшись рыбами, я собрался было плыть на судно. Сетка моя наполнилась образцами, плавать стало неудобно. Однако вскоре мое внимание привлекла раковина, двигающаяся по дну. Я нырнул и увидел, что из нее выглядывает рак-отшельник. Вот так встреча! Но самое удивительное было в том, что на раковине сидела актиния, или морской анемон. Это животное напоминало прелестный цветок. Я поднял добычу на поверхность: будет неплохой экспонат для коллекции. Но рак моментально спрятался в раковину, а актиния превратилась в небольшой комочек… Трудно было поверить, что всего несколько минут назад актиния выглядела красавицей с венчиком длинных щупалец!
Какую пользу извлекают животные от такого содружества? Раковина защищает рака от врагов, но, например, от осьминогов она отшельника не спасает. Они легко разламывают дверь-клешню и съедают рака. Чтобы защититься от них, рак-отшельник сажает себе на раковину актинию. Для этого он осторожно снимает ее с камня и пересаживает на раковину. В свою очередь актиния получает таким образом возможность передвигаться, что расширяет ее пищевые возможности. Некоторые виды раков-отшельников сажают актинию не на раковину, а на клешню.
Актиния, так же как и коралловые полипы, относится к типу кишечнополостных животных. Собственно, это большой одиночный полип без скелета. Тело ее напоминает бочонок, окруженный сверху венчиком из щупалец. Щупальца актинии наделены стрекательными клетками (нематоцистами) — маленькими капсулами с ядовитой жидкостью. Внутри такой капсулы находится свернутая стрекательная нить, усеянная острыми шипами. Если какой-нибудь неосторожный рачок или рыбешка прикоснутся к щупальцам, капсула моментально выстреливает, упругая нить разворачивается, как пружина, и с силой выбрасывается наружу, пронзая жертву. Пораженную рыбешку схватывают щупальца и медленно отправляют в рот. Эти-то стрекательные нити и отпугивают врагов рака-отшельника.
…Дни текли незаметно. В подводном домике все шло по плану. Акванавты чувствовали себя превосходно и много работали. Три раза в день (утром, в обед и ночью) они покидали дом, наблюдали за поведением рыб, собирали образцы фауны. С поверхности им доставляли свежую пищу, фрукты и холодную воду. Температура в домике была двадцать девять — тридцать градусов. Жозеф, большой любитель покурить, продолжал это занятие и под водой.
Один за другим на судне «012» появлялись журналисты, выспрашивая о подробностях прохождения эксперимента, отрывая от работы обслуживающий персонал. Самые энергичные из них опускались под воду с аквалангами. Доктор Кульман за эти дни провел большой комплекс гидрохимических работ, а я собрал несколькр десятков видов рыб кораллового рифа и сделал много интересных наблюдений над их поведением. Все увиденное за день под водой я записывал. Вскоре моя тетрадь, состоящая из пластмассовых пластинок вместо бумаги, оказалась почти полностью исписанной, поэтому каждый раз, возвратившись на базу, я переписывал свои подводные заметки в дневник, уточняя по справочникам названия некоторых животных.
Наступил последний день нашего пребывания в Гуанабо. Этот день стал очень важным для меня.
С утра я нырял вокруг подводного дома, который маячил желтым пятном на дне, несколько раз спускался к самому дому, заглядывал в иллюминатор. Глубина была пятнадцать метров, и я легко ее преодолевал.
Плавая рядом с домом, я заметил, что доктор Кульман возвращается на поверхность после очередного погружения. Не раздумывая, я нырнул ему навстречу сквозь облако искрящихся пузырьков воздуха. Сблизившись на глубине восьми-девяти метров, мы посмотрели друг на друга, после чего случилось неожиданное. Доктор Кульман вынул загубник акваланга и отдал его мне. (Как он мне потом объяснил, этим он хотел проверить мою выдержку и самообладание, мою готовность осваивать акваланг ускоренным методом. С этого началось мое обучение работе с аквалангом.)
Все произошло настолько быстро, что раздумывать было некогда. Я взял загубник в рот и стал дышать воздухом. Воздух поступал легко, дышать было приятно. На какое-то время я даже забыл о моем спутнике. А он уже начал дергать меня за руку, делая какие-то знаки. Я с недоумением посмотрел на него. Что ему нужно? Оказывается, ему тоже нужен воздух! Я быстро возвратил ему загубник, и мы вместе благополучно поднялись на поверхность.
Так я начал осваивать акваланг, один из самых замечательных аппаратов, созданных человеком для освоения океана. Через некоторое время, пройдя курс обучения в отделе подводных исследований Института океанологии Академии наук Кубы под руководством прекрасного аквалангиста Мичаэля Монтаньеса, я стал погружаться на глубину до сорока — пятидесяти метров. Акваланг стал моим верным спутником на все время моего дальнейшего пребывания на острове. Он подарил мне много чудесных часов общения с глубинами тропического моря, открыл для меня прекрасный мир — мир коралловых рифов.